Неточные совпадения
Было за полдень давно. Над городом лежало оцепенение покоя, штиль
на суше, какой
бывает на море штиль широкой, степной, сельской и городской русской жизни. Это не город, а
кладбище, как все эти города.
Наконец, все было кончено. Покойница свезена
на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и в малыгинском доме водворилась мучительная пустота, какая
бывает только после покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился у себя в кабинете и никого не желал видеть.
В будни я
бываю занят с раннего утра до вечера. А по праздникам, в хорошую погоду, я беру
на руки свою крошечную племянницу (сестра ожидала мальчика, но родилась у нее девочка) и иду не спеша
на кладбище. Там я стою или сижу и подолгу смотрю
на дорогую мне могилу и говорю девочке, что тут лежит ее мама.
— Не вытерпела, как ни храбрилась! — произнес Миклаков, откидывая газету в сторону и утирая небольшую слезинку, появившуюся
на глазу его, и, обыкновенно не
бывая ни
на одних похоронах,
на похороны к Елене он пошел и даже отправился провожать гроб ее до
кладбища пешком.
Жены оплакивали мужьев, воя и приговаривая — «Свет-моя удалая головушка!
на кого ты меня покинул? чем-то мне тебя поминати?» При возвращении с
кладбища начиналася тризна в честь покойника, и родственники и друзья
бывали пьяны 2–3 дня или даже целую неделю, смотря по усердию и привязанности к его памяти.
На кладбище он
бывал всякий день.
— И казначеем
на Преображенском
кладбище бывал? — спросила Полихрония.
Особые
бывают плачи при выносе покойника из дому, особые во время переноса его
на кладбище, особые
на только что зарытой могиле, особые за похоронным столом, особые при раздаче даров, если помрет молодая девушка.
Прежние мои родственные и дружеские связи свелись к моим давнишним отношениям к семейству Дондуковых. Та девушка, которую я готовил себе в невесты, давно уже была замужем за графом Гейденом, с которым я прожил две зимы в одной квартире, в 1861–1862 и 1862–1863 годах. Ее брат тоже был уже отец семейства. Их мать, полюбившая меня, как сына, жила в доме дочери, и эти два дома были единственными, где я
бывал запросто. Кузина моя Сонечка Баратынская уже лежала
на одном из петербургских
кладбищ.
Горел фонарь, и к его холодному, влажному столбу прижался щекою Павел и закрыл глаза. Лицо его было неподвижно, как у слепого, и внутри было так спокойно и тихо, как
на кладбище. Такая минута
бывает у приговоренного к смерти, когда уже завязаны глаза, и смолк вокруг него звук суетливых шагов по звонкому дереву, и в грозном молчании уже открылась наполовину великая тайна смерти. И, как зловещая дробь барабанов, глухо и далеко прозвучал голос...